Семена сквозняков хоронятся по пыльным углам,
набираются сил в узкой щели под дверью закрытой.
И старухой скупою над ветхим ненужным корытом
я торгуюсь с судьбой.
Видишь?
Небо отмыв добела,
серой тушью рисую привычный рассветный узор -
дребезжанье трамвая и тишь занавешенных окон,
и седую соломинку шпиля в проулке далеком,
и прозрачную дольку Венеры.
А свет бирюзов
и рассеян...
Нелепые споры, забывшись на миг,
разрастаются снова - и холодом тянет от двери.
Ветерок отчужденья
/не слышать! не видеть! не верить!/
незаметно крепчает - бездушен и глупо безлик.
И
/не думать!/
я снова пишу по продрогшей канве
заметенных трамвайных путей. Словно спелые ноты,
выдыхаю слова.
... a внутри бесприютное что-то,
повторяет все тише: "увидь же! почувствуй!.. поверь... "